Рыжий пес Иж
У окрестных крестьян в 1899 году был зафиксирован обычай плевать в сторону Ижевска, так как по местному преданию, передающемуся здесь из поколения в поколение «в ряду священных преданий», Ижевск – это порождение сатаны.
«Вятские губернские ведомости»
Мотоцикла не видели несколько лет, почти забыли про него. А этой весной он вдруг появился, и очень рано, в конце марта, когда снег еще не до конца сошел, а дороги были мокрые и скользкие. Город утонул во влажной дымке, такой плотной, что закрылся аэропорт. Некоторые уверяли, ночной призрак всегда приходит из тумана, — и был туман, и из него выехал на Пушкинскую оранжевый мотоцикл. Пронесся по центру и ушел куда-то на Болото, затерялся там в частном секторе.
Приехал, уехал — бог с ним. У нас и без галлюцинаций не скучно. Но тихий женский шепоток по городу пошел. Говорили, кто-то привязал гайку на перила Долгого моста, и провисела она всего один день, а если гайка исчезает так быстро, значит, мотоцикл откликнулся на зов о помощи. Ерунда, гаек на Долгом болталось штук двадцать, возникали и пропадали они бессистемно, поди разбери, какая сработала. Если, конечно, ты веришь во всю эту чушь. А чтобы поверить, надо хотя бы раз встретить ночью мотоцикл без седока. А чтобы встретить, надо быть очень и очень навеселе. С трезвых глаз такое не привидится.
Таксист, которому попался мотоцикл на Пушкинской, был по работе как стеклышко, ну да он и не рассказывал никому ничего, это его пассажирка растрепала в своем бложике, когда доехала. Наутро проспалась — и стерла. А таксиста никто не расспрашивал. Он и молчал — чтобы не сочли за сумасшедшего или наркомана. Он не верил в мотоцикл.
Другой важный свидетель — девица, которую мотоцикл якобы подвез до дома, — была той ночью конкретно в дрова на почве личных переживаний. И отнюдь не горела желанием болтать. Во-первых, даже если ночной призрак и выручил ее, то подобрал в неподобающем месте и неподобающем состоянии. А во-вторых, она в волшебный мотоцикл очень даже верила, знала, когда и к кому это чудо приезжает, и на всякий случай решила, что он ей приснился. Дабы лишний раз не нервничать — и так жизнь не удалась.
По той же в общем причине стерла свой пост и женщина из такси. Мотоцикл был в городе, как бы сказать, фигурой умолчания. О нем шептались, а не говорили. То ли боялись спугнуть, то ли инстинктивно закрывались от самих обстоятельств, при которых он появляется.
Тем не менее, вскорости на Долгом мосту прибавилось гаек всех размеров и цветов. Их приматывали к перилам либо куском провода, либо яркой ленточкой. Оба варианта считались правильными, строго в духе легенды о рыжем мотоцикле, только непонятно, какой более действенный — брутально-механический или трогательно-девичий. Логика подсказывала, что куда важнее аутентичность самой гайки, но где тут логика, если девочки верят в чудо.
Почему гайки надо привязывать именно на Долгом, легенда молчала. Надо — и все тут, на то она и легенда. Скорее всего, просто никто еще не придумал достаточно красивой и романтичной версии.
Почему и как гайки исчезают, тоже никто не знал. Строго говоря, вменяемых людей это не интересовало, а у невменяемых оказалась кишка тонка разобраться. Устроить у моста засаду с пьяных глаз любопытные пытались, но не хватало либо выдержки либо выпивки. По трезвости эксперимент провалился вовсе. Несколько лет назад на мост целую неделю таращились в прибор ночного видения поочередно два блогера, надеясь поймать шутника или увидеть мотоцикл — и ничего не заметили. А когда плюнули и забыли — половину гаек как ветром сдуло. И через сутки на городском форуме выскочила душераздирающая басня о том, что ночной призрак спас девушку от грабежа с изнасилованием. Вычислить автора, естественно, не удалось, но почерк был знакомый.
Все истории такого типа строились по одному шаблону со времен зарождения легенды о мотоцикле, лет уже сорок примерно. Девушка возвращается домой ночью одна и пешком, хорошо поддатая или совсем трезвая, но по общей нелепости ее поведения, в частности, манере срезать углы через парки и лесополосы, ясно, что бухая. Ее преследует или хватает некий зловещий субъект, и тут появляется мотоцикл; он пугает и обращает в бегство или даже сбивает с ног нападающего. Дальше железный спаситель загадочным образом подхватывал девушку, или та сама на него садилась — и домой, причем, мотоцикл сам знал адрес, ты только держись за руль. Иногда мотоцикл просто катился рядом с девушкой, провожая ее. Тарахтел на холостом ходу, заглядывал снизу в глаза — фарой, что ли? — просился, чтобы его погладили по сиденью. Вообще в поведении мотоцикла было много собачьего. Ничего удивительного, ведь по легенде это «пес».
В крутом промышленном центре, где даже памятник козе склепан из кусков металла так подчеркнуто сурово, будто козу эту приходит доить Терминатор, наверное именно железные собаки и должны оберегать девчонок по ночам.
Пока железные парни спят.
*****
— Дак чё, какие темы мы еще забыли? Забыли городские легенды, а?
Главред уставился на Кузьмина.
Остальная летучка дружно выдохнула и расслабилась.
— Ну и где материал про легенды?
— В смысле? — Кузьмин сделал вид, что сильно удивлен.
— Отдел культуры, я же тебя просил. Только не ври, что не слышал.
Отдел культуры в составе Кузьмина и его стажерки Васи глубоко задумался. Кузьмин — хмуро, Вася — просто за компанию, чтобы не подставлять шефа. По городским легендам она бы отписалась легко и с удовольствием.
Дело-то плевое. Легенды у нас не меняются, они те же, что год назад, десять лет и наверное сто лет. Ну ладно, поменьше, сто лет назад орла в пруду еще не было.
— У нас с Василисой одних только интервью по два на день, — буркнул Кузьмин, глядя в стол. — Не считая прочего. Может, обойдемся?
— В смысле?.. День города на носу, как ты обойдешься?
— Из-за Дня города и бегаем, как заводные… Слушай, мы эти легенды каждый год пережевываем. Давай их по случаю праздника… Забудем временно.
— Дак чё, ты устал? Ну так прямо и скажи: я устал. Старый стал, ленивый, хочу по случаю праздника вообще не работать.
— Десять рублей с тебя! — ловко спрыгнул с темы Кузьмин.
Он тут был единственный, кому позволено говорить начальству «ты» даже в официальной обстановке. С главредом они, два динозавра, вместе начинали еще при советской власти, которую большинство сотрудников помнило довольно смутно. А некоторые, как Вася, даже родиться не успели.
— Почему десять? Пять.
— Десять. Два раза уже «дакчёкнул».
Главред порылся в кармане, выгреб горсть мелочи, открыл ящик стола и высыпал туда деньги. С запасом так сыпанул.
— Избавляйтесь от слов-паразитов! — сообщил он в пространство. — И от диалектизмов, кстати, тоже. Будете романы писать, суйте их хоть в каждую строку ради местного колорита. А у нас информационный жанр, нам нельзя. Вот, отдел культуры подтвердит.
Кузьмин молча кивнул и зачем-то покосился на Васю.
Вася пожала плечами. У нее со словами-паразитами все было хорошо. И с диалектизмами тоже. В смысле, их не было. Ну, пока она в редакции. Какого жесткого постоянного самоконтроля это Васе стоило, отдельная история.
— За каждое «выпадывает», за каждое не к месту употребленное «в смысле» будем сами себя наказывать! Потому что на таких, как мы, информационщиках, зиждется… Зиж-дет-ся… Кстати, правильно через «и» или через «е»?..
— Зависит от формы глагола. Вот как ты сказал — это через «е».
— ..на нас держится современная языковая норма! Как мы пишем — так люди будут говорить. И ни в коем случе не наоборот! Всем понятно?
Летучка дружно кивнула и что-то неразборчиво промычала. Опасаясь нарушить языковую норму.
— Дак чё… — начал было главред, осекся, приоткрыл ящик, заглянул в него и удовлетворенно хмыкнул. — Проблема в чем, я не понимаю. Тебе материал о легендах — на ползуба. Ты просто не хочешь. Объясни, почему. Вдруг я пойму и посочувствую.
— Проблема в том, что известные на сегодня городские легенды всем осточертели, — сухо доложил Кузьмин. — Читатели их наизусть знают. Но каждый год по случаю Дня города отписаться на эту тему считает своим долгом любой, вплоть до распоследнего блогера… Дальше объяснять?
— А ты подойди к вопросу творчески. Раскрой тему с новой стороны.
— В смысле?
Главред снова выдвинул ящк и ткнул в него пальцем.
Кузьмин вздохнул и издали навесом метнул в ящик пятирублевик. Метко.
— Нету у нас новой стороны, — сказал он. — И не будет. Их ровно две: серьезные краеведы и городские сумасшедшие. Краеведы уже видеть меня не могут…
— А ты Василису к ним отправь. Молодая, красивая, и людям радость, и газете — материал, — посоветовал главред. — И вообще… Неужели тебе самому не интересно, например, кто живет в пруду?
— А кто живет в пруду? — удивился Кузьмин неискренне.
Вася шевельнулась, будто собралась ему подсказать, но потом отодвинулась.
— Вот образованный человек, с высшим филологическим образованием, словесник! Гордость наша, кроме шуток. Он даже в курсе, как пишется слово «зиждется» — и не знает, кто живет в пруду…
Летучка засмеялась. Легко и приятно смеяться, когда не твоя задача городские легенды, когда ты пишешь например о спорте или даже о промышленности. И в спорте, и в промышленности регулярно что-то новенькое случается. Не победа так поражение. Не взлетели так упали. Нажрались допинга и морду кому разбили, в конце концов.
На городские легенды совсем не похоже.
— Золотой орел живет в пруду, — сообщил Кузьмин уныло. — Со Сталиным в обнимку. А еще крокодил. И останки невинноубиенного удмурта. Тебе самому-то не надоело? А новые легенды — где я возьму? Ни у кого не завалялось парочки? Отдел культуры будет признателен… в пределах разумного.
— Дак чё… — подал голос заведующий отделом новостей.
И под общий хохот выложил на стол пять рублей.
— Ладно, ладно, вы послушайте. Алексей Андреич, вам легенд не хватает, а материала для них на самом деле полно. У меня что ни день, такая дикая и безумная инфа проходит, из которой только легенды и стряпать. Надо просто ее творчески переработать…
— Ну совсем берега потеряла наша молодежь! Выдумывать — неспортивно, — оборвал новостника главред. — Это не журналистика, а фантастика. Я человек старой закалки и категорически против. Вот уйду на покой, и занимайтесь тут без меня чем угодно, хоть фантастикой, хоть гомосексуализмом. А задача репортера — искать факты. Искать и находить.
— А я о чем?! Давайте я культуре офигенных фактов накидаю!
— Ага, — согласился Кузьмин. — Помню я твои факты. «Ижевский маньяк-некрофил заразил трупным ядом любовницу».
— Это не мои!
— Ижевский маньяк-людоед съел пенсионерку на Татар-базаре! — продекламировал Кузьмин зловеще.
— Вот это точно не мои!
— Как будто твои лучше. Ижевский маньяк-сантехник…
— Ижевская маньячка Леночка на белой «мазде», — напомнил главред.
— А я виноват, что у нас все сумасшедшие какие-то ненормальные?!.. — почти обиделся новостник.
Над этой репликой вся летучка задумалась и даже как-то загрустила. Первым очнулся главред.
— Ты чёйта сейчас такое сказал?
— Пять рублей, — ввернул Кузьмин. — За «чёйта».
— А теперь дарю вам, Алексей Андреич, шикарный факт! — объявил новостник, пользуясь общим замешательством. — Тут появилась новая гайка…
— Ой-ёй-ёй… — Кузьмин весь сморщился и замахал руками на новостника.
— Да погодите вы. Это реально что-то новенькое. Здоровая такая ржавая гайка. Только не на Долгом мосту, а на плотине. И она к перилам не привязана, как обычно. Висит на цепи от бензопилы.
Кузьмин переменился в лице. Напрягся весь. И главред сел прямее.
— Ничего себе факт? Потянет на легенду? — новостник улыбался, правда, слегка настороженно. Заметил странную реакцию старших.
Кузьмин молчал. И тут главред сказал такое, что все остолбенели и затаили дыхание.
— Чёйта он, с-сука такая? Смерти ищет?
Кузьмин поглядел на главреда и не стал напоминать ему про пять рублей за диалектизм.
— Думаешь, это вызов?
— А что еще.
— С ума сойти… Кузьмин обеими руками потер лицо. Он вдруг здорово ссутулился.
— Э-э… А поподробнее можно? — заинтересовался «криминал», он же завотделом происшествий.
— Потом, — сказал главред. — Длинная история. И все неправда. Легенда же. Кстати, про гайку — точно? Или как всегда?
Новостник молча протянул главреду смартфон. Тот посмотрел на картинку, покачал головой, протянул смартфон Кузьмину.
— М-да… Мотоцикл нарисовался уже? — спросил Кузьмин.
Новостник поморщился.
— Это женщин надо опрашивать. Вы же знаете, мужики его в упор не видят. Или прикидываются, что не видят. Я могу, конечно, подключить своих девчонок…
Женщин на летучке присутствовало ровно одна — Вася. И все теперь смотрели на нее.
— Да что она знает… — буркнул главред. — Молодая еще. Перестаньте таращиться на девочку. Не смущайте.
Вася смущаться и не подумала. Настал ее звездный час.
— Давайте я напишу про мотоцикл, — сказала она просто.
В кабинете повисла тишина, какая-то нехорошая, ледяная. Молчали и старшие, и младшие. Отдел новостей, отдел происшествий, «политика», «спорт», спецкоры — все глядели на юную стажерку. И, судя по выражению лиц, настроение у коллег было так себе. Особенно у специальных корреспондентов. Это ведь их профессия — расследования. И сейчас на них повесят легендарный мотоцикл, в который никто не верит, потому что он — стопроцентная галлюцинация. Вот счастье-то привалило. Судя по реакции главреда, он воспринимает эту нелепицу всерьез, считает если не опасной, то как минимум неприятной и не отдаст ее неопытной девчонке.
— А что у тебя есть? — спросил главред.
— В лучшем случае у нее свеча от мопеда в сумочке, — Кузьмин фыркнул. — Остынь, Вася.
— Ну-ка, Леша, не спеши. Так что у тебя есть, Василиса?
— У меня есть подруга, которую он подвез, — сказала Вася, очень стараясь, чтобы голос не дрожал.
— Когда?! — быстро спросили хором сразу четверо: главред, Кузьмин, новостник и «криминал».
— Позавчера, — отчеканила Вася. — И это с ней второй раз уже.
Кузьмин аж засопел, так ему не понравилось услышанное. «Криминал» разочарованно скривил губу и переглянулся с новостником — ну, понятно, белочка к кому-то приехала в образе мотоцикла. Главред, напротив, весь подался вперед.
— Рассказывай.
— Это не алкогольный психоз, — Вася старалась говорить как можно убедительнее. — Марина, она вообще спортсменка… Бывшая. Сейчас танцовщица в клубе.
О том, что Марина танцует стриптиз, Вася решила пока не распространяться.
— Пьет очень редко. Месяц назад поссорилась с другом, ушла от него ночью. Ей показалось, за ней кто-то идет. А потом вдруг появился старый мотоцикл. Точно как в легенде. Марина на него села, он отвез ее домой и исчез. Утром она решила, что ей это приснилось. А вчера она звонила мне… Короче, она еще не в панике, но близко к тому. Вы же знаете, мотоцикл так просто не приезжает. Знаете, да? — Вася огляделась.
Ну да, они знали. Хотя наверное не хотели знать.
— Пять рублей за «короче», — сказал Кузьмин. — Я заплачу, это мой сотрудник.
И полез в карман.
— Значит, оба раза она была в дымину… — задумчиво протянул главред.
— Ну, выпила, конечно, но очень хорошо все помнит. Ей просто было страшно, она старалась забыть.
— Над нами будет ржать весь город, — пообещал Кузьмин. — Ей-богу, я уже согласен на того, кто живет в пруду! Да чего там, я на орла согласен.
— Давайте я про удмуртского шамана напишу, — предложил вдруг «спорт», глядя в потолок. — У нас есть такой Шудегов, хоккеист с мячом, он уверяет, это был его прапрадедушка или вроде того. Красиво врет, заслушаешься.
— Очень самоотверженно, только отдел культуры не оценит твою жертву, — сказал главред.
— Дак чё, я не даром, я за бутылку.
— Денежку — вот сюда. А тебе, Леша, времени — неделя.
— Ну не надо, — очень тихо и как-то неуверенно попросил Кузьмин. — Ну зачем.
— Дам полосу. Ты знаешь, как сделать из этой истории конфетку, объясни Василисе структуру материала. И помоги.
— Это очень много работы, чтобы была конфетка. Тут одним рассказом очевидца не отделаешься. Тут столько всего придется поднять… И никаких доказательств. Голая фантастика, которую ты не любишь. И правильно не любишь. Это не наш уровень. Мы не бульварный листок. Такое даже на сайт положить будет стыдно…
Кузьмин почти умолял. Почти ныл. Вася его таким раньше не видела. Обаятельный и уверенный в себе дядька, крепко за полтинник, но очень даже еще ничего, Кузьмин вдруг будто сдулся.
Главред на его мольбы не отреагировал никак. Он уже говорил с бильд-редактором.
— Гайку на мосту сегодня же отснять, пока ее на сувенир не утащили…
— Не утащат, цепь заклепана, — ввернул новостник.
Главред не глядя отмахнулся.
— Это Ижевск. Перекусят… И найди хорошую фотографию «пса» раннего выпуска. Семьдесят четвертый, семьдесят пятый год. У него зеркало на торце руля и шильдики плоские, наклейками.
— Зеркало как раз не показатель. Главное — ребра на головке цилиндра стоят веером и глушак прямой, — сказал бильд. — Тогда точно семьдесят четвертый. Я знаю.
— Ишь ты!
— Это Ижевск, — напомнил бильд, усмехаясь. — У моего отца был рыжий «пес». Теперь жалеет, что продал.
— А у меня — красный. Восемьдесят второго года. Сыпался, зараза… Но зато как ездил!
Главред вздохнул.
Кузьмин тоже вздохнул, но без толку, его не услышали и не заметили.
— Совещание окончено, всем спасибо, — сказал главред. — Работаем.
Народ потянулся из кабинета.
— Дмитрий! А вас я попрошу остаться… На минуту.
Кузьмин в дверях оглянулся. К главреду подошел «криминал», и они зашептались. Кузьмин неопределенно хмыкнул и пропустил Васю вперед.
— Леша! Ты тоже задержись чуток.
Ну, будет мне сегодня, подумала Вася.
И все-таки, я не могла иначе. Не могла упустить момент. Он должен понять. Он ведь тоже репортер.
*****
На улице Кузьмин потянул носом воздух и сказал:
— Не весна еще. Вот не весна. Ты куда сейчас? В оперный? Давай, нам по пути.
До самой площади он молчал, думая о своем. Вася все порывалась сказать — вы извините, так получилось, я не нарочно, вы поймите, — но Кузьмин был где-то далеко, слишком далеко.
На площади он оглянулся в сторону пруда и неожиданно спросил:
— Никогда не задумывалась, что «лыжи» — авангард?
— В смысле?
— В самом прямом смысле. Такой добротный советский конструктивизм. Обрати внимание, все, что поставлено в городе после Советов — памятник крокодилу, пельменю, лосю, Ижик вот этот, который мне почему-то активно не нравится — вполне традиционная скульптура. Коза железная скорее панк, ну, с элементами панка, она за скобками. Прекрасная коза…
«Лыжи» отсюда были едва видны — черточка, устремленная в небо. Вася вспомнила поверье: если, стоя лицом к монументу и пруду, мысленно три раза задать какой-нибудь животрепещущий вопрос, придет четкое понимание, как его решать. Прикинула — далековато. Да и вопрос еще не оформился.
— А «лыжи» это конец шестидесятых. Казалось бы, время, когда все в стране зарегламентировано до посинения. Шаг вправо, шаг влево карается на худсовете. Тем временем скульпторы шарашат нам авангардные монументы на народные денежки, и хорошо ведь получается.
— Я знаю, что… Не все было так однозначно, — осторожно высказалась Вася.
Кузьмин ее не расслышал, он глядел в сторону монумента.
— Я ведь был на открытии, — с затаенной грустью сказал он. — С ума сойти. Пацан еще совсем. Но что-то помню. Столько всего помню… Господи, как же я ненавидел этот город!
Вася даже слегка поежилась — с таким чувством Кузьмин это выпалил.
А еще показалось, он говорит о чем-то другом. О чем-то большем.
— Пойдем, — Кузьмин, глядя под ноги, зашагал к оперному театру, Вася пристроилась рядом. — М-да… А ведь город — редкий. Он настоящий. Он не прикидывается, не пытается тебя обмануть. Едешь по Пушкинской — хороший, качественный такой город. Его можно потрогать руками. Вдруг — бац! — та же Пушкинская, а вокруг деревня. Но деревня тоже правильная, в ней живут, а не доживают. А мой родной Машиностроитель, весь облезлый, где в любое время суток можно схлопотать в бубен? Да, облезлый, но это не руины, там все настоящее, там есть сила какая-то! А эта площадь? Ее так легко было испортить, превратить в бессмысленное парадное недоразумение, и сколько таких нелепых площадей в разных городах… А наша — хорошая площадь для жизни. И набережная выше всех похвал. И куда ни посмотришь, все по делу. По трамваям часы можно проверять. Тротуарам — Москва завидует… Но дело вообще в другом. Здесь все держится на контексте, на глубоко зарытых смыслах. На впитанном с молоком матери осознании того, что город очень непростой. С этим живут и об этом не говорят. Просто знают. Это как ижевский говор — он же весь строится на интонациях. Без интонаций его не существует. Почему главный борется с диалектными словечками? Открою страшную тайну: потому что их не осталось достойных! «Дак чё» и «в смысле» — курам на смех. Даже наше шикарное «чёйта», которое лично я обожаю, это в общем не диалект. Все дело в интонации. Ижевск — город контекста. Если не нравится Ижевск — значит, ты еще не в теме. Стоит ее уловить, и город тебя поднимет, он тебе поможет, жизнь наладится и все получится. Ну, либо ты самого себя не любишь, а тогда уже никакой контекст не спасет.
Он говорил так увлеченно — Вася жалела, что не может украдкой включить диктофон.
— А я терпеть не мог Ижевск, было такое. Только с годами до меня дошло: на самом деле я ненавидел себя и свою жизнь. Мне казалось, я тут заперт, и очень хотелось вырваться. Рано начал читать, полюбил книги, в романах все было такое большое и яркое. Там можно было чего-то добиться, что-то сделать. А здесь за меня все решили заранее — где учиться, с кем водиться, когда и за что в первый раз присесть. Да-да, не делай большие глаза. У нас на Машике в семидесятых было просто: либо ты, либо тебя. Я не любил, когда меня, поэтому откладывал книжку и шел с пацанами бить морды. А потом и чего посерьезнее. А дальше, когда оставалось всего ничего, чтобы юный мечтатель загремел за ограбление в составе группы, да с намерением и прочими отягчающими, да еще и как организатор… Вдруг повезло. Меня Гена Вахрушев буквально за шкирку вытащил из дурной компании. Генке было двадцать пять, мне четырнадцать, я ходил к его младшему брату меняться книжками. Младший был книжный червь, как сейчас бы сказали, ботаник, но его на районе все знали и не трогали из-за Генки. Потому что тот служил опером в убойном отделе. Совсем молодой и чертовски въедливый опер. И Генка своим острым глазом засек, что меня надо спасать. Знаешь, он просто со мной поговорил. Разъяснил юному мечтателю его будущность, на пальцах буквально. Сколько лет, за что, когда и по какой статье я загремлю снова, и так далее. А главное, обрисовал, как в эту воронку засасывает все глубже и глубже. Дал алгоритм падения. Вскрыл недоступные мне смыслы и разжевал. А потом говорит: Леха, не будь идиотом, тебе же все дороги открыты. Хочешь выпендриваться — делай по-взрослому. Никого не бойся и посылай всех на. Посылать я умел… Но как же оказалось страшно поначалу. И трудно. В книгах герои всего добивались одним рывком. На то они и герои. А нормальному человеку приходится день изо дня биться в стену лбом. У меня еще был огромный плюс на старте — ежедневным чтением я «поставил» себе грамотность и набрал большой словарный запас. Собственно на этом меня Вахрушев и поймал. Услышал, разглядел. И поймал. А брат его был внештатником в нашей «районке». Юный корреспондент, как это тогда называлось. Он сам пытался влиять на разных хулиганов, но куда там. Авторитета не хватало и, главное, знания жизни. Если бы не Гена… Мало кому выпадает такая удача. Мне повезло.
Кузьмин умолк. Потом вдруг спросил:
— У тебя свеча-то есть?
Вася настолько не была готова к столь резкой перемены темы, что дежурное «В смысле?» застряло у нее на полпути к выходу, и девушка просто закашлялась.
— Извини, — сказал Кузьмин. — Мысли скачут. Дурацкий сегодня день, не могу толком сосредоточиться.
— Это вы меня извините!
— За что? А-а… Ну да, больше так не делай. Не потому что субординация, а просто не надо поперек батьки в пекло, ты погоди, вдруг батька чего знает. А эта история с мотоциклом настолько стремная, что когда она подходит к концу, лучше быть как можно дальше. Ибо взнуздан уже конь бледный… И все такое. И полетят клочки по закоулочкам.
Вася порылась в сумочке и нащупала свечу зажигания. Предмет насмешек, увидав который, подруги крутят пальцем у виска. А еще талисман девушки, чья работа — шляться по городу в любое время суток.
Абсолютно нелепый талисман.
— Ну давай, давай, — подбодрил Кузьмин. — Вас таких, со свечами, тысячи наверное. Не скажу, десятки тысяч, но тысячи — уверен. И заговор молчания у вас, потому что не хотите выглядеть идиотками. Понимаю и сочувствую. В редакции тоже… Заговор молчания. Сашка-то, новостник наш, он меня просто хотел лишний раз поддеть с этой гайкой на плотине. Главред не любит фантастику и мистику, а я когда про гайки слышу, вообще зверею и на стену лезу. Откуда Сашке знать про цепь от бензопилы…
Вася двумя пальцами выудила свечу и протянула Кузьмину.
— А с другой стороны… — Кузьмин взял свечу и присмотрелся. — От нас ничего не зависит. Это уже не наша игра. Как появилась гайка — финита ля комедия. Теперь они не успокоятся, пока один не умрет.
— Мотоцикл — и… — робко начала Вася.
— И маньяк, — просто и веско сказал Кузьмин, отдавая свечу. — До меня только сейчас дошло — если вернулся тот самый упырь, ему должно быть уже крепко за шестьдесят. И тогда он действительно ищет смерти. Гайка на мосту — не вызов. В некотором роде это крик о помощи. Такой же крик о помощи, как девчоночья гаечка на розовой ленточке… Или он возомнил себя всемогущим? Хм, тоже вариант… Но тогда получится самоубийство бога, чисто по Борхесу.
— Ничего не понимаю, — честно сказала Вася.
— Ты в хорошей компании, — Кузьмин мягко улыбнулся. — Никто не понимает. Не может быть такого, чтобы по городу ездил мотоцикл, в который вселилась душа погибшей собаки, и охотился на своего убийцу. Но если поверить… Тогда твоя Марина в серьезной опасности. Не стал бы он без особой причины так ее пасти.
У Васи отвисла челюсть.
— Думаешь, он просто женщин спасает? Ну спасает, безусловно. Но вообще этот «пес» делает то, чем занимался вместе с хозяином, когда был настоящим рыжим псом. То, чему его научили. Маньяка на вас ловит, как на живца. Да, попутно он выручает девчонок, попавших в беду, гоняет от них всякую шелупонь, которая напугается на всю жизнь и бросит хулиганить — тоже, согласись, неплохо. Но когда мотоцикл встретит свою цель, то задавит ее насмерть и исчезнет навсегда. Если он до сих пор возвращается и никого не убил — значит, ему не попался тот самый человек.
Вася молчала, переваривая услышанное. Кузьмин говорил о невероятном абсолютно буднично и просто.
Словно знал, что говорит чистую правду.
— Вот такая она на самом деле, легенда о мотоцикле. Как говорит наш главный: «Это Ижевск!» Он уверен, что это все объясняет. Я когда молодой был, не понимал, а вырос — понял: действительно объясняет. Ижевск очень настоящий во всех своих проявлениях. В него веришь. А если веришь — не пропадешь. Обожаю этот город.
Подумал и добавил.
— А маньяка нам тут совсем не надо.
Сунул руку за пазуху и достал предмет, который Васю добил окончательно.
— Кстати, вот тебе от главного. Бери, бери, пригодится.
На его ладони лежала свеча зажигания. Не такая, как у Васи. Похожая, но другая. Неуловимо красивая.
— Итальянская, «Маньети Марелли», — сказал Кузьмин. — Настоящая свеча от «Иж-Планеты-Спорт» семьдесят четвертого года. Главный попросил, если увидишь мотоцикл — отдай ему.
— В смысле? — только и вымолвила Вася.
— Под сиденье положи. У него сиденье откидывается, там ниша для всякой мелочовки. Это его свеча.
Тут-то Васе и стало по-настоящему страшно.
*****
Своих настоящих серийных убийц в городе никогда не водилось, попадались одни залетные, успевшие до того набедокурить в других местах. В теории, Ижевск — мечта маньяка, тут всюду парки и лесополосы, где можно зверствовать годами, оставаясь незамеченным. На практике все намного сложнее: испокон века территории поделены и контролируются местными, которым отморозок «на районе» даром не нужен, и вообще, не любят они сумасшедших. Углубившись в перелесок, надеясь застать там беззащитную пенсионерку, собирающую грибочки, ты и не заметишь, как за тобой увязались крепкие ребята с очень заинтересованными лицами. Маньяки на подходе к жертве пугливы и осторожны, им в Ижевске трудно жить.
Это Вася не сама придумала, ей Марина сказала.
— Ты поэтому ночью прешься через Березовую рощу? — спросила Вася. — Потому что маньякам у нас трудно? Хочешь облегчить им жизнь?
— Потому что два километра по прямой, и я дома, — объяснила Марина. — А Березовая роща культурное место, я иду и наслаждаюсь тишиной. И чихала я на твоих маньяков, у меня разряд по кикбоксингу. Просто надо меньше пить. Но я не могу, у меня нервы.
— У тебя идиот, который их треплет, эти нервы.
— Вот уж не твоя печаль.
Вася нашла и показала ей на смартфоне фотографию старого «пса».
— Чудесный ижик, — сказала Марина. — Я ведь его сразу узнала, у папашки моего такой был. Ласковый. Ты его гладишь, а он урчит. Кстати…
Она полезла в шкаф, долго там копалась в старых фото, нашла одно, долго на него смотрела и разочарованно сунула обратно.
— Не такой. Совсем память никуда.
Пожилые клиенты в клубе бывали, но «о-очень респектабельные, у нас же фейс-контроль».
— Честно тебе скажу — к мотоциклу я уже почти привыкла. Он меня оба раза напугал в сто раз больше, чем та сволочь, что за мной увязалась. Если вообще увязалась, я же не видела, ощущение только взгляда в спину и вроде как тень за деревья пряталась. И тут, понимаешь, является такой всадник без головы… Утром очухалась, думаю — здравствуй, дурка. А сейчас его встречу — обрадуюсь. Он клевый. А вот что меня преследуют… Не верю. Не хочу… А если это Витька за мной ходит?!
— Зачем?
— Охраняет!
Мысль о том, что за Мариной ходит ее непутевый возлюбленный, привела девушку в крайнее возбуждение.
— Сегодня я тебя охранять буду, — пообещала Вася.
— Ну щас! Спугнешь!
— Кого?
— Всех!
— Дак чё, верно говорят, у нас даже сумасшедшие какие-то ненормальные… — уныло протянула Вася.
*****
После работы очень хотелось расслабиться, но сегодня Марина ограничилась бокалом вина. Попрощалась с ребятами и пошла домой. Все девчонки разъезжались кто на такси, кто на приятелях, одна Марина ходила пешком, ее за это сначала осуждали — ну сумасшедшая ведь, — потом вроде привыкли. А ей было надо как следует продышаться перед сном. И она не боялась города. Здесь всегда можно договориться с теми, кто ищет приключений, а если попадутся недоговороспособные — врезать самому крутому и убежать. И то, и другое она умела превосходно.
Тропинку через Березовую рощу Марина про себя называла «полкилометра хорошего настроения», но сегодня с настроением как-то не складывалось. Луна светила неплохо, но ветер шумел листвой, и сколько ни напрягай уши, шагов за спиной не услышишь. Пару раз Марина резко оглядывалась — ничего. Она поняла, что нервничает, и сильно, вот-вот испугается и побежит куда глаза глядят. Это отходит кураж после работы, накатывает усталость, а за ней придет страх. Зря она не выпила крепкого, как делала обычно… А потом все случилось резко и сразу. Ощущение тяжелого взгляда между лопаток. Холод по позвоночнику. И опасность надвигается сзади. Надо было сразу бить с разворота, пусть мимо, просто чтобы отпугнуть, но Марину будто парализовало. Она ждала чего-то, готовилась, и вот это пришло, а у нее совсем нет сил. Вот так нас, дур, и убивают. И поделом.
Она была уверена, что горячее дыхание коснулось ее шеи, когда совсем рядом взревел мотор. Силы вернулись сразу, Марина прыгнула в сторону, обернулась, успела заметить, как под деревья метнулась черная тень, а за нею следом в рощу врубился мотоцикл, и пошел там что-то ломать с хрустом и треском.
Марина трясущимися руками достала из сумочки зажигалку и сигареты. Руки тряслись исключительно от нервов, это точно. Мотоцикл кого-то гонял по роще. Она бы ему сейчас охотно помогла, да не хотелось лезть под колеса.
Страха как не бывало.
Через пару минут мотоцикл появился на тропинке, отряхиваясь и тяжело дыша. Подкатил к Марине, заглушил мотор и преданно уставился на девушку снизу вверх.
— Хороший ты мой, — сказала девушка и погладила его по рулю. — Защитник.
Защитник, неловко изогнувшись, попытался ручкой «газа» достать до сиденья. Не дотянулся конечно. Марина рассмеялась и принялась его чесать. Мотоцикл зажмурился и вывалил язык.
— Славный мой ижик, — приговаривала Марина.
В неярком лунном свете мотоцикл казался бурым, а не оранжевым, но по всем остальным признакам это был тот самый, из легенды, красавец. Гордость Ижевска — «Иж-Планета-Спорт», он же «Иж-ПС» и потому в народе «пес». Самая быстрая серийная техника Советского Союза, одиннадцать секунд до сотни. Прямо жаль, что не даст как следует на себе покататься, до дома подбросит — и все. Ничего не поделаешь, у него — служба.
А ведь не пила, подумала Марина.
До нее вдруг дошло, что она практически трезвая на полном серьезе общается с неодушевленным предметом. Спинку ему чешет. А этот — тащится. И чего-то пытается ей про себя рассказать по-своему. Получается не очень, но это не мотоцикл плохо говорит, а она плохо понимает.
— Жалко, ты его сегодня не задавил, — сказала ему Марина. — Ничего, в другой раз догонишь.
«Пес» аж вздохнул.
— Ой, погоди… Погоди, дорогой, у меня ведь для тебя что-то есть.
Марина зашарила в сумочке, мотоцикл заинтересованно следил.
— Гляди! Гляди, узнаешь?
Мотоцикл ткнулся ей в руку холодным носом и завилял хвостом. Марина не сразу догадалась, как откинуть сиденье, и тогда он, встряхнувшись всем телом, распахнул его сам.
— А может, ее тебе… Привинтить? Так лучше будет? А куда…
— Давайте поможем! — донеслось издали.
Марина от неожиданности подпрыгнула, мотоцикл оглянулся через плечо.
По тропинке быстрым шагом приближались двое, пожилой и молодой.
— Простите, что вторгаемся, так сказать, в ваши личные дела… Я Вахрушев, главный редактор…
— Дак чё, я вас знаю, по телевизору видела. Здрасте.
— Оперуполномоченный Иванов, уголовный розыск, — молодой небрежно махнул удостоверением. — Ваш мотоцикл?
— Мой, — твердо ответила Марина.
— И документы есть?
— Дома забыла.
— Напрасно… — молодой пристально разглядывал «пса». Тот стоял, как вкопанный. Если не заметить, что подножка поднята, нормальный такой «пес», никакой мистики.
Главред присел на корточки и вдруг обнял мотоцикл. Прижался лицом к бензобаку и затих.
— Ну и что тут было? — поинтересовался молодой.
Марина сразу поняла, что он не верит в мотоцикл, и завелась с полуоборота.
— В смысле? — процедила она.
— По лесу зачем ездили? Нарушаем?
— Чёйта ты такой дерзкий? Где твоя палка полосатая? Тоже дома забыл?
— А документики предъявим, девушка?
— А жетон нагрудный? А жилет со свето-воз-вра-ща-ю-щи-ми элементами?! А ЧЁЙТА ТЫ ВАЩЕ НЕ ПО ФОРМЕ?!
Иванов на всякий случай попятился.
— Молодые люди, не ссорьтесь, — глухо сказал главред. — Мариночка, дайте свечу, пожалуйста. Действительно луше ее поставить, а то старая еще тогда два сезона отходила, успел погонять братец мой…
В руке у пожилого оказался ключ-свечник. Иванов, подчеркнуто стараясь не смотреть на Марину, хмуро наблюдал за тем, как пожилой колдует над мотором.
— Вы уж извините, мы Василису слегка растрясли насчет вас, — сказал главред. — Волновались очень.
— Дак чё волноваться, у меня охрана что надо, — Марина погладила «пса» по сиденью. — Но спасибо, конечно. Эй, гаец, на, гляди мой паспорт.
— Я не гаец, — напряженно сообщил Иванов.
«Ну и хрен тебе тогда!» — хотела от всей души ляпнуть Марина, но решила не обострять. С этого станется уволочь ее в отделение и попытаться оформить за непочтительный образ мыслей.
Главред надел на свечу колпачок, выпрямился и погладил мотоцикл по сиденью. Посмотрел на Марину, и ей стало его очень-очень жалко. Что он сказал — «братец мой»? Как о покойнике сказал. Так вот чей это мотоцикл.
— Вы успели его разглядеть?
— Не-а, — Марина виновато развела руками. — Вообще. Даже фигуру.
— Так здесь был кто-то еще? — оживился Иванов.
— Он испугался мотоцикла, прыгнул за дерево, — сказала Марина главреду. — Извините. Я как-то готовилась, готовилась, что он за мной пойдет, и совсем не приготовилась.
— Что значит — испугался мотоцикла? — напирал Иванов. — Вы ехали, а здесь кто-то был, и..?
— Слышь, ты, не-гаец, — сказала Марина. — Ну вот я дам тебе показания. А ты их даже не оформишь. Ты их в корзину тут же. Потому что бред и глюки. Давай мы без тебя как-нибудь.
Главред молча гладил «пса» по сиденью. А потом спросил его:
— Ну и сколько будешь прикидываться?
Мотоцикл и ухом не повел.
— Вниз посмотри, — сказал главред Иванову. — Загляни под него. Там интересно.
Из-под мотоцикла донесся металлический звяк.
Марина рассмеялась.
— Вот зараза, а? Как он мне нравится! Забрала бы домой, да не пойдет ведь.
— Не пойдет, — согласился главред. — Он на охоте. Вам Василиса ничего не объясняла? Хотя она мало знает…
— Ну и что тут интересного? — спросил Иванов снизу.
— Он подножку уронил, конечно, но не встал на нее. Откинь ее назад, увидишь что к чему.
— Не откидывается…
Главред отошел от мотоцикла и встал с Мариной рядом. «Пес» застыл неподвижно. Он только слегка вздрагивал. когда Иванов дергал его за подножку.
— Дак чё, плохо все это кончится, а? — спросила Марина тихонько. — Нам его никак… Не спасти? Он убьет этого гада и сам убьется, верно?
— Боюсь, что так.
— А почему я?..
— Почти уверен, что случайно. Но нам с вами очень повезло, спасибо большое.
— За что? — искренне удивилась Марина.
— Вы в него верите, — сказал главред. — Мне кажется, кто в него верит, тот ему помогает.
— Да в него полгорода верит!
— Ах, если бы… — главред ласково, отечески, положил руку Марине на плечо. Рука была сильная, теплая, добрая.
— Да я вам точно говорю. У меня на работе все девчонки свечи в сумочках носят. Примета такая — кто со свечой, все будет хорошо. Ну пусть они не очень верят, но свечи-то… Свечи ему помогут?
— Будем надеяться.
Иванов выпрямился, очень недовольный, и тут у него в кармане зазвонило.
— Да. Так точно, на месте. Осматриваю. Ничего подозрительного… — он бросил мстительный взгляд на Марину и доложил в трубку: — Каталась на нем по Березовой роще. Без документов, вероятно в нетрезвом виде.
Марина дернулась было, но главред ее удержал и прошептал: «Тихо-тихо-тихо…»
— Это вас. — Иванов протянул трубку главреду.
— Слушаю. Дак чё, он самый, у меня лично никаких сомнений… А что я могу тебе предъявить?.. Откуда номер, Генка его в последнее лето нарочно снял. Есть только номера рамы и двигателя, я попробую их щелкнуть, но сейчас темно. А потом — что толку? Мало ли откуда тут взялся рыжий «спортач». Он прикидывается ветошью изо всех сил. Я уже сам не верю. А-а… Понял. Ты гений. Это гениально, кроме шуток. Ждем.
Он отдал трубку Иванову и повернулся к Марине.
— Смотри, как было дело. Ты шла с работы, он тут стоял.
— Нет, — отрезала Марина.
Она устала, ее начинало потихоньку трясти после всего пережитого, но за своего любимого «пса» — именно так и никак иначе, — Марина была готова порвать кого угодно.
Главред посмотрел на нее очень внимательно и кивнул.
— Согласен. Когда спросят — рассказывай что видела. Но тогда ни слова неправды. А это значит — мотоцикл не твой. Он сам по себе. Так надо, поверь.
— Вы ему, собственно, кто? Родственник? — съязвила Марина.
— Ну… Вроде как дядя, если тебя такая формулировка устроит. Он принадлежал моему брату.
— А потом?
— А потом брат погиб. И его рыжий пес тоже. А этот рыжий «пес» исчез. И вернулся уже как городская легенда. Как пес-призрак, который выручает девушек на ночных улицах. Говорю — и сам сомневаюсь. Но это так.
Теперь зазвонило в сумочке у Марины. Она коротко бросила в смартфон: «Все нормально, тут твой главный, потом позвоню», сунула его обратно и достала сигареты.
— Рыжая беспокоится. Ну, Васька. Дак чё, кому я правду говорить-то буду?
— Гайцам. Сейчас тут будет машина. Они заберут мотоцикл на штрафстоянку.
— Так он же… А как же… — Марина чуть не выронила зажигалку.
— У вас два выходных. А мы поглядим на его поведение.
Марина поежилась.
— Я наверное больше не нужен? — подал голос Иванов.
Голос был полон надежды.
— А вас я попрошу остаться!
Иванов широко зевнул, извинился и совсем по-человечески попросил у Марины сигарету. Минуту-другую все молчали. Потом Марина пробормотала:
— Вы извините, конечно. Но как все это понимать? Я не сумасшедшая. Вы вроде тоже. Ваш брат не просто так погиб? А кто за мной ходит? Это все связано. Но как может быть, чтобы мотоцикл…
— Ну ты же сама видела.
— Видеть-то видела. А теперь он стоит тихонько — и я прямо не знаю. Как он мог?.. Он какой-то волшебный?
— Это не он сам. Это Ижевск, — сказал главред. — Такой особенный город. Никакой мистики. Просто Ижевск.
Послышался гул двигателя, тропинку залил яркий свет. Это приехала машина ДПС. За ней кое-как протолкался эвакуатор.
— Ну, держись, — сказал главред тихонько.
Гайцы взялись за дело споро и несколько даже подозрительно вежливо. Им, судя по всему, объяснили: тут особый случай. Заявление Марины о том, что мотоцикл гонял по лесу незнакомца, не вызвало никакого видимого удивления. Просто один сдвинул фуражку на затылок, а другой натянул на самый нос. В протокол записали уклончивое: «обнаружила мотоцикл».
Иванов пытался заснуть стоя, но Марина его растолкала.
— Дак чё, увидел? — спросила она, тыча ему протокол под нос. — Я что тебе говорила? Вот это самое. Вот оно, мое чистосердечное признание! Обнаружила, мать его, обнаружила! С моих слов записано верно! Это какой-то прямо… Я прямо не знаю… тридцать седьмой год!
— Ну поехали ко мне, другой протокол составим, — предложил Иванов, зевая. — А потом немножко поспим.
Чем оскорбил девушку до глубины души.
Главред заткнул уши. Гайцы старались не ржать.
— Да я не в том смысле! — оправдывался Иванов. — У нас в отделе на диване прилечь можно… Меня срубает просто, день тяжелый был.
Наконец формальности были улажены, мотоцикл погружен на эвакуатор, тот кое-как задом пополз из рощи.
— Мне нужен хороший глоток коньяка, — сказала Марина, нервно ежась. — И хорошая компания. Ты — вали отсюда нафиг, а вас — приглашаю.
— Не очень-то и хотелось, — буркнул Иванов и растворился в темноте.
Главред взял девушку под руку.
— Мне все это приснилось. Чудес не бывает, — сообщила Марина обреченно.
— Бывают, — сказал главред. — Вон Василиса бежит например. Ее привез мой старый товарищ, который тоже верит в мотоцикл. Ты же хотела хорошую команию.
— У меня на всех не хватит! — встрепенулась Марина.
— У него с собой есть, — заверил главред.
*****
— Давайте по порядку, — сказал Кузьмин. — Итак, что у нас. Был семьдесят пятый год, когда оперативник Геннадий Вахрушев заподозрил неладное. За лето в лесополосе на Буммаше набралось три «глухих» трупа, их ничего между собой не связывало, ну совсем ничего кроме места. Да и место в общем не очень, большой разброс.
Вахрушев знал, что в городе пока еще не было серийных убийц, и тут вроде бы ничего не указвало на серийность. Его смутил один момент — жестокость убийств возрастала. Первая женщина была просто задушена и изнасилована. У второй голова разбита о ствол дерева, что указывало, между прочим, на большую физическую силу. У третьей были множественные повреждения и в частности страшно разорвано, фактически перепилено неизвестным предметом горло.
Вахрушев был любопытен и общителен, дружил с самыми разными людьми. Знакомый психиатр подтвердил его догадку: а что если убийца — дезорганизованный тип, для которого характерна неразборчивость в жертвах, и он еще не выработал свой индивидуальный почерк. Так Вахрушев вышел еще на трех погибших, мужчину, женщину и ребенка. Все погибли в зеленых зонах, ребенок в самом центре города, в парке Кирова. У ребенка — горло в клочья. По двум эпизодам уже сидели какие-то алкоголики, по третьему шел суд. Вахрушев пошел к начальству и ожидаемо получил совет не умничать.
Зимой убийца не был активен, но следующей весной он убил женщину в Березовой роще и обронил орудие, которым уродовал своих жертв — расклепанную цепь от бензопилы. Не исключено, что нарочно. Эта цепь привела Вахрушева просто в бешенство…
— Я его слова повторить не то что при дамах, а просто не могу, — сказал главред.
И немедленно выпил.
Они сидели у Марины, на столе лежал диктофон, Вася делала пометки в планшете. Все очень старались делать вид, что работают. Но думали о мотоцикле — как он там? Стоит на штрафстоянке один-одинешенек, никто его не приласкает, не скажет доброго слова. Никто в него там не верит. Главред считал, что это гениально. Что так мотоцикл будет вынужден проявить себя. Остальные считали, что это жестоко. Все были наверное правы.
Грустная получилась ночь.
— Пока Вахрушев не увидел цепь, у него еще оставались какие-то иллюзии насчет убийцы. Ну дикий зверь. Ну псих несчастный. Теперь он уяснил, что имеет дело с форменным исчадием ада. С чем-то запредельным. С одной стороны, это была несомненно разумная тварь — хитрая, расчетливая, ловкая. А с другой — такой вот… Инструмент. Совершенно маньячный. И еще из-за этой твари отбывали суровое наказание далеко не самые симпатичные, но невиновные люди. Как минимум по эпизоду с ребенком. Вахрушев снова пошел наверх — и уже серьезно получил по шапке.
Оставался только один шанс — взять гада и расколоть его. Вахрушев работал буквально день и ночь, без выходных. На него уже стали нехорошо поглядывать коллеги. А он мотался по городу на оранжевом «Иже», усадив перед собой собаку. Говорят, собака умела ездить и просто на сиденье, но тогда нельзя было делать резкие маневры — псине не за что было уцепиться.
Это был кобель, крупная рыжая дворняга непонятных кровей, но с заметным участием немецкой овчарки, умница и превосходный охранник. Мог бы сдать экзамен по защитно-караульной службе на «отлично», просто никто не просил. Дрессировал собаку Геннадий скорее для порядка. Звали ее оригинальнее некуда — Пес.
— Генка хотел назвать щенка вообще Собака, — сказал главред. — Но догадался, что с такой кличкой неудобно работать. Мы научили Пса делать «выборку из строя» просто для развлечения, веселить народ во дворе. Пес никогда не ошибался. Теперь это пригодилось. Все пригодилось. Гена привел Пса на следующую жертву, и тот взял след. Потерял его на трамвайной остановке, но это было уже не принципиально. Гена объяснил Псу, что дело очень серьезное, и был уверен: Пес запомнит запах накрепко.
Марина всхлипнула.
— Извините… Я просто сейчас представила… Как он говорит с собакой, а та кивает в ответ… Ой, не могу… Что-то я совсем расклеилась.
— Ничего удивительного. Ты говорила с ним этой ночью. Ну, с Псом. Я сам едва держусь. Это ведь я принес его в дом.
— Пока все не заплакали — продолжаем, — сухо произнес Кузьмин. — Весной семьдесят шестого, предположительно на одиннадцатой жертве, Вахрушев в одиночку взял маньяка. К несчастью, плохо взял. Тот мало того, что успел далеко уйти от места преступления, еще и сбросил орудие — опять цепь. Вдобавок, он сопротивлялся, и Пес оставил ему шрам через всю рожу, а Вахрушев жестоко избил, до потери сознания. Там еще неизвестно было, кто кого одолеет — парень оказался здоровенный. Парень, двадцать три года.
Вахрушев сгорел на этом деле.
Он уже здорово всем надоел, его больше не любили, да и характер у него испортился за последний год. Теперь он превратил в котлету подозреваемого, а тот все отрицал. В ментовке люди опытные, сразу увидели, что парень — их клиент, но за ним ничего не было. Чистенький. Обычно у таких типов за плечами хотя бы хулиганка. Нападение с попыткой изнасилования или еще что-то в этом роде. У этого ничего. И еще особенность. Когда психов берут, те довольно быстро колются и вываливают кучу подробностей обо всех своих преступлениях. А эта сволочь вела себя предельно нагло, качала права и катила бочку на Вахрушева. Не знаю, стоит ли упоминать… Скажем так, Вася, не для протокола. Гена намекал, что парень — из очень влиятельной семьи. Мы просто кроме намека не имеем ничего. Но, похоже, у этого молодого человека было преимущество, недоступное рядовым психам — он в принципе не привык и не умел бояться. Ему всегда все сходило с рук. А теперь его собакой покусали, морду попортили — и он горел желанием Вахрушева посадить. И чудом в общем не посадил. Мы понятия не имеем, на каком уровне разруливался этот инцидент. Но молодой человек отправился домой к мамочке, а Вахрушев загремел из ментовки.
— Он даже не запил, — сказал главред. — Просто осатанел. Такая холодная решимость довести дело до конца неважно каким образом… Мне страшно было. Он твердил: это Ижевск, мы крокодилы, мы уродов жрем. Тут уродам не место.
— Геннадий открыл на маньяка охоту частным порядком. Он был уверен, что парня уберут из города, и тот еще черт знает чего наворотит там, где к его появлению совсем не готовы. Маньяк получал огромную фору по времени. Сколько будет жертв, поди угадай. Но Гена рассчитывал, так сказать, на прощальный выход. Маньяк ведь захочет доказать себе, что победил и может творить что угодно совершенно безнаказанно… Через месяц Гена застукал его в парке Кирова.
Парень учился на своих ошибках, помимо цепи у него был топор, и он тяжело ранил Пса. А еще у него теперь был мотоцикл. Гена водил отменно, догнал его на плотине и сбил. Но сам неудачно свалился и влетел головой в ограждение. Маньяк поднялся и уехал. Пес кое-как приковылял к плотине, но до тела хозяина уже не дошел. Говорят, он страшно выл, почти кричал. И упал рядом с мотоциклом. Так их и нашли.
Вася шмыгнула носом и спросила:
— Там разве не было сторожки тогда?
— Была. Охрана сразу вызвала милицию, но сама ничего толком не разглядела. Или ее заставили не видеть, кто знает.
— Плотина, — сказал главред. — Сердце Ижевска, его смысл. Дак чё, тебе, Леша, не интересно, кто живет в пруду. Но кто живет в плотине?
— Пустой разговор, — Кузьмин покачал головой. — С тебя хватит того, что я во все это верю? И не пытаюсь рационализировать?
Главред молча кивнул и налил себе еще.
— Говоря по чести, большего я не имею права желать. Ладно, закругляемся. Погибших мы похоронили — нам сказали, что это банальная авария, — мотоцикл я забрал. Он простоял в гараже ровно одну ночь — его угнали. Очень аккуратно, открыв замок и навесив обратно. Я грешил на отца: тот видеть больше не мог этого «пса». Вообще не любил мотоциклы, а когда погиб Гена… Взял с меня слово, что в жизни не сяду на два колеса. Я купил «ижа» только когда умерли родители. Скоро, очень скоро…
— Тот мотоцикл, пес-призрак, каким мы его знаем, появился тем же летом, — продолжил Кузьмин. — Кстати, ему так и не дали клички, его с самого начала звали в городе просто «мотоцикл». Иногда он исчезал на пару-тройку лет, но обязательно возвращался. Постепенно вокруг него сложилась некая субкультура — все эти гайки и свечи.
— Ну скажи, скажи! — попросил главред.
— Хочешь, чтобы я тоже разревелся?
— Не прикидывайся каменным.
— Так я не каменный и никогда им не был, — просипел Кузьмин и поспешно налил себе коньяка. Быстро выпил. Откашлялся.
— Гайки привязывают на Долгом мосту потому что я не могу ходить на плотину. Меня оттуда вышвыривает. Физически. Не знаю, кто или что живет в плотине. Но с тех пор, как погиб Генка, я там… Не могу находиться. Поэтому когда я выдумал гайки и свечи, гайки пришлось на Долгий мост перекинуть. И саму легенду отодвинуть от плотины. Так, чтобы плотина не упоминалась.
— Так это вы… — прошептала Вася восхищенно.
— Да, это я придумал. Отплатил Генке, которому по гроб жизни обязан. Генка придумал меня, а я — вот так. Стыдоба. Молодой был, глупый.
— Да что же тут стыдного? — удивилась Марина. — Потрясающе! Вы… Вы замечательный!
— Это ты еще не знаешь, какой он замечательный!
— Дак чё стыдного — масштаб, — отрезал Кузьмин. — Непонятно? Долго объяснять. Забудьте.
— Пять рублей, — сказал главред.
— Опять я на работе. Всегда на работе. Когда это кончится?
— Никогда. Репортер — это пожизненно.
— Завтра отдам, нет мелочи. Ну и… Да, важное. Гайки не я снимаю с перил. Собирался-то сам, а черт знает, кто их таскает. Ну и наконец… Мы по мере сил отслеживали убийства в городе. Профессия здорово помогла. После гибели Генки здесь не было местных серийников, только заезжие. Их всегда ловили быстро, и убивали они не в лесных зонах. А то бы им мотоцикл помешал. Ну, мне так кажется.
— А этот придурок, который нападал на женщин в Индустриальном? — вспомнила Вася. — Его по собственной собаке еще опознали.
— Во-первых, он никакой не маньяк-серийник, а тупой придурок, много раз судимый — кражи, вымогательства, убийства. Во-вторых, мотоцикл зимой спит, в-третьих, обрати внимание, чем все кончилось. Этот кретин выгуливал свою псину, кинулся на женщину в лесополосе, та закричала, он убежал с такой скоростью, что собака отстала. Полицейским осталось пойти за ней следом, молодцы ребята, соображают…
Позвонили в дверь. Все посмотрели на часы, потом недоуменно переглянулись.
— Кому не спится в ночь глухую… — пробормотала Марина и пошла открывать.
— Откройте, полиция, — буркнул главред.
— Ну давай накатим, пока нас не повязали, — сказал Кузьмин.
В прихожей неразборчиво бормотали, потом раздался звонкий смех. Появилась Марина, зажимая рот ладонью. За ней вошел Иванов, очень серьезный.
В руках у него была внушительная охапка роз и бутылка коньяка.
— Хочу при всех, — заявил он. — Дорогая Марина, я вел себя с вами как последний идиот. К несчастью, со мной это бывает от смущения. Я, если честно, очень застенчив. Особенно стесняюсь перед такими красивыми девушками. Примите мои извинения и этот скромный дар. Уфф… Вот.
Мужчины зааплодировали.
Иванов поклонился и нервно зевнул.
— Если хочешь спать, диван — вон там, — сказала Марина, забирая цветы. — Отдыхай, горе луковое. Успеем еще поговорить. В ближайшую пару дней меня вряд ли убьют.
И чмокнула Иванова в щеку.
— Вас не убьют, я прослежу, — пообещал Иванов, заметно краснея. — Кстати, пока не забыл. Мне поручено вам передать… — он повернулся к главреду. — Угнали мотоцикл ваш. Испарился со штрафстоянки. Как выехал, никто понять не может. Объявили в угон, будут искать, но шансов, думаю, мало.
— Он ко мне не приедет, как думаете? — спросила Марина у главреда. — Я бы так хотела… Ему у меня будет очень хорошо.
— Приедет… К кому надо, — буркнул главред. — А как дальше, не знает никто.
— Я просто боюсь, что он…
— Вот Алексей Андреич считает, что он, когда выполнит свое предназначение, исчезнет, — сказала Вася и снова шмыгнула носом. — Очень грустно. Я не хочу.
Кузьмин неопределенно пожал плечами, опустил глаза и отвернулся. Видимо, он тоже не хотел, чтобы мотоцикл исчез.
— И я не хочу, — сказала Марина.
— И очень хорошо. И не хоти. Чем сильнее будешь не хотеть, тем больше вероятность, что сложится по-твоему. Это ведь и в обычной жизни так.
Иванов перевел взгляд с Марины на Васю и обратно, потом внимательно посмотрел на главреда.
— Чего уставился? Это Ижевск, — сказал главред.
*****
Мотоцикл настиг его поздно вечером в нескольких шагах от плотины. Крупный пожилой мужчина с пухлым детским лицом и приметным шрамом во всю щеку шел к плотине по набережной, когда за его спиной будто из воздуха соткался оранжевый «пес».
Свидетели уверяли, это было именно так: сначала раздался вой мотора на высоких оборотах, потом задрожал воздух и появился старый «Иж». Он мчался пулей. Мужчине стоило бы прыгнуть в воду, а тот бросился вперед — рассчитывая наверное свернуть на тротуар плотины и укрыться за крепкой чугунной оградой. Ему не хватило пары метров. Мотоцикл привстал на заднее колесо и передним врезался жертве в крестец. Мужчина, раскинув руки, взмыл над «зеброй» пешеходного перехода и в самом конце ее рухнул, точно в бордюрный камень головой. Мотоцикл проехал по распластанному телу, резко затормозил, развернулся, снова набрал скорость и, использовав в качестве трамплина небольшой газончик, фантастически метко прыгнул задним колесом человеку на шею. Торжествующе — именно так уверяли люди, — погудел и рванул назад по набережной.
И самое поразительное: никто, ну совсем никто не разглядел седока.
А дальше случилось невероятное, о чем долго еще по всему Ижевску перешептывались с благоговейным ужасом.
Городу явилось Чудо.
Рев мотора стал оглушительным, заполнил собой весь мир, и вверх от набережной к площади вознесся огромный призрачный «Иж-ПС». Мчался и с каждой секундой вырастал все больше. Он был уже ростом с монумент, когда пролетел сквозь него, а достигнув площади — доставал до неба.
Никто его не испугался. На мотоцикл глазели, ему махали руками, кричали что-то радостное, поднимали детей повыше… Никто не пытался снять его на телефон — люди просто cмотрели на чудо.
Кто-то на всякий случай отступил подальше от полупрозрачных колес, другие оцепенели, и мотоцикл переехал их, не причинив вреда — говорят, даже приятно было, — и победный рык двигателя отдавался в сердцах музыкой освобождения, света, надежды. Во всяком случае, так рассказывали очевидцы…
Ровно на нулевом километре, чуть не доехав до Пушкинской, «Иж» растаял.
Будто выключили его.
К отметке нулевого километра подошла молодая женщина с ребенком.
— Мама, куда пропал мотик? — спросил малыш, озираясь.
Мама пожала плечами.
— Уехал, сынок. Уехал.
— А он вернется?
— Обязательно, мой хороший, — сказала мама, нащупала в кармане свечу и крепко сжала ее. На счастье.
***
Кузьмин примчался на плотину через два часа после события, когда тело уже увезли и разъехалась полиция. Под мышкой он держал здоровенные кусачки, из тех, что зовут болторезами.
— Чтобы и духу этой гадости здесь не было, — объяснил он главреду. — Откушу и в пруду утоплю. И пусть кто-нибудь скажет, что я вещдок угробил.
Главред стоял на набережной и умиротворенно обозревал горизонт.
— А нету гадости, — протянул он лениво.
— В смысле?
— Пять рублей, — сказал главред.
— Задолбал! — рявкнул Кузьмин.
Он бросился на плотину, пробежал по тротуару, осмотрел перила, едва не обнюхал их — и встал. Помахал издали главреду болторезом. И не спеша вернулся.
— Представляешь — отпустило.
— Почему я не удивлен?
— Так где?..
— Ветром сдуло, — сказал главред. — Испарилась. Ушел наш песик — и гайку с цепью аннулировал. Странно, что ты не догадался. Плохо верил, значит.
Кузьмин посмотрел на свой металлорежущий инструмент.
— Две с половиной тысячи между прочим. А мог бы пропить. И что мне теперь с ним делать? На стену повесить и любоваться?
— Чек — в бухгалтерию, оплатим. Но с одним условием. Как получишь деньги…
— Пропьем! Без вопросов. Господи… — Кузьмин закрыл глаза. — Что же теперь будет. Сорок лет. Сорок лет я ждал. И все кончилось. И он за Генку отомстил. А как дальше, не понимаю.
— Ты отомстил. Сколько ты сделал, чтобы в мотоцикл верили?
— Не говори ерунды. Мало сделал. Непростительно мало. Это все он, рыжая псина. И город, наш волшебный город. И девчонки наши, красавицы. Но как мы теперь без него — не представляю. Ведь такой кусок жизни…
— Оглянись вокруг, город никуда не делся. И девчонки еще красивее, чем были. А мотоцикл… Ему виднее. Ему решать.
У Кузьмина в кармане зазвенело, громко и настойчиво.
— Может, он как раз звонит, — сказал главред.
Кузьмин уставился на старого товарища, не понимая, шутит тот или нет.
А главред был спокоен, абсолютно спокоен.
— В смысле?!
— Достань трубочку и нажми кнопочку, — протянул главред ласково. — Чего ты как маленький. Не видишь — мне хорошо. Наконец-то хорошо. Я наслаждаюсь жизнью.
Звонок оборвался. Кузьмин достал телефон.
— Вася. Сейчас перезвоню, пусть Марину порадует. Они ведь еще не знают наверное. Ты им не говорил? Ну я сейчас.
— Трудные времена настали для Иванова, — заметил главред. — Как он ее теперь провожать с работы будет, под каким предлогом? Она девица крайне самостоятельная. А он стеснительный.
— Врет он, как сивый мерин, на самом деле тот еще нахал… Василиса! Да, привет! У Марины? И ей привет! Слушай, тут такие новости…
Кузьмин осекся. Обратился в слух.
Главред смотрел на воду и улыбался.
Кузьмин, продолжая слушать, медленно поворачивался к нему — рот приоткрыт, глаза шальные.
Лучше бы Марина жила в частном секторе, подумал главред. У нее прихожая маленькая, двухметровый «пес» там не поместится. Он, конечно, умеет проходить сквозь стены, но только в призрачном состоянии. И куда его? Значит, в комнату. Ладно, потом как-нибудь разберутся. Это сейчас не главное.
Он посмотрел на часы. Нормально, еще не везде закрыто.
Кузьмин молча запихивал телефон в карман — и не попадал. Кажется, он временно потерял не только дар речи.
— Пойдем, дружище, — сказал главред. — Еще успеем купить ему коврик. Я бы взял рыжий. Чтобы в масть. А ты как думаешь?
Забрал у Кузьмина болторез, взял под руку, повел с набережной. Кузьмин мотал головой, хлопал глазами. потом засмеялся и долго не мог остановиться.
— Чёйта ты? — спросил главред ехидно. — А я тебе говорю — верить надо.
И добавил таким тоном, словно все сейчас объяснит.
— Потому что Ижевск.
Оранжевый мотоцикл услышал это через стены и километры — и завилял хвостом.
